— Калорий больно много. И вообще сейчас пост. Я в прошлом году на посту сидела, пять килограмм скинула.
— Так нельзя говорить, — сказала Анфиса серьезно. — Ты же образованная, Наталья. Что это значит — на посту сидела! Ты что, милиционер?
— Почему милиционер, я не милиционер, — быстро отказалась Наталья, — а только когда пост…
— Ну так и говори — соблюдала пост, а не на посту сидела!
— Тьфу ты! — обиделась Наталья. — А я-то решила, что…
— Сидеть можно на диете, — перебила Анфиса, — а пост надо соблюдать.
— Ну ладно, ладно, вот в прошлом году я соблюдала пост и на пять кило похудела! В этом году тоже собиралась, только Витька мне сказал, что если я ему опять ни разу котлет не пожарю и он всю весну всухомятку…
Анфиса почти не слушала.
Натальиного Витьку она терпеть не могла, чего никогда не скрывала. Бабушка Марфа Васильевна даже определение вывела для такой породы мужчин.
Порода называлась «никчемушник» — потому что ни к чему не нужен. Бабушка их терпеть не могла и всегда говорила, что эта порода получила особенное распространение в последнее время, как декоративные собачки.
«Никчемушник» Виктор ничем особенным не был занят на работе, ничем особенным не был занят после работы, как, впрочем, и по выходным и праздникам. Свой драндулет он чинил лениво и неохотно, и посему драндулет также лениво и неохотно ездил. Наталье приходилось все время уговаривать «никчемушника», чтобы он заехал за ней на работу, особенно во вторую смену, когда аптека закрывалась в десять, а идти по московским подворотням до троллейбуса или метро было страшно. По магазинам он ходил тоже неохотно, объяснял это тем, что к магазинам он «не приспособлен», жарко ему там и вообще как-то нехорошо делается. Поэтому Наталья таскалась на троллейбусе с сумками — приспособлен или неприспособлен, а поесть «никчемушник» очень любил и обижался, когда ему ничего не давали или давали что-то не то.
Помимо прочих прелестей, существовала еще «никчемушникова» мама, которая объясняла сыночку, что для такой простой девки, как Наталья, он просто подарок судьбы и надо хорошенько подумать, стоит на ней жениться или не стоит. Такого принца еще поискать, а Наталья кто такая? Да никто, провизорша в аптеке, восемь тысяч получает!..
О том, что сам «никчемушник» ударно зарабатывает три, мама скромно умалчивала.
— …а я ему на это говорю: Витюш, ну что ты все лежишь да лежишь, давай сходим куда-нибудь, в бильярд, хочешь, поиграем, ты же любишь в бильярд! А он мне на это — никуда я не пойду, одеваться надо, да и вообще у меня машина вся разобрана, мне бы в гараж. А я знаю этот гараж!.. Машину не соберет, только придет на рогах, а он когда на рогах…
— Наташка, — серьезно сказала Анфиса, — тебе его надо срочно бросить. Знаешь, как это называется?
— Что? — перепугалась Наталья и от испуга откусила слишком большой кусок. Щека у нее оттопырилась.
— Ну вот это все, чем ты занимаешься со своим Виктором?
— А что?
— Да ничего!
— И как это называется?
— Мазохизм, вот как. Медицинский термин.
— Да ну тебя, Анфиска, — возмутилась Наталья и захлебнула бутерброд чаем. Чай был горячий и сладкий, и она от удовольствия зажмурилась и еще посмотрела в кружку, сколько там осталось. Осталось довольно много, значит, пока можно не спешить.
— Тебе хорошо говорить, ты вон какая красивая! И машину водишь, и самостоятельная такая…
— Наташ, при чем тут моя машина? Ну и ты научись машину водить, и тоже будешь самостоятельная.
— Да ладно! Где я ее возьму, машину-то? Зачем мне учиться, если ее у меня все равно никогда не будет?
— Да почему не будет? Или у Виктора возьми, у него же есть!
— Так он мне ее и дал! Ни за что не даст!
— Брось ты его, — повторила Анфиса, — на что он тебе нужен? Ухаживать за ним всю оставшуюся жизнь?! Вот радость какая.
— Да тебе, может, и никакой, а мне радость.
— Ну а тебе какая радость?
— Он на мне женится, вот какая.
— И дальше что?
— Что?
— Будет всю оставшуюся жизнь на диване лежать, а ты ему котлеты жарить?! Он же ничего не умеет, и не выйдет из него ничего и никогда!
— А может, меня больше замуж никто не возьмет! — крикнула Наталья страстно. — И что мне тогда?! Вон как Лена Андреева, до сорока лет в девках, а потом в старухах?! Не хочу я так. Я хочу, чтобы у меня дом был, и дети, муж!
— Даже такой?
— А чем он хуже других? Пить — не пьет особенно, машина у него, мама с папой опять же, если с детьми пересидеть или что там…
— Ну понятно, — вздохнув, заключила Анфиса. Этому спору не было ни начала, ни конца, и он мог продолжаться сколько угодно. — Значит, поженитесь и через год разведетесь, ты останешься с ребенком, а он с машиной, мамой и папой.
— Хорошо тебе говорить, ты вон какая красивая… — опять заскулила Наталья. — А я?! Кому я нужна такая?!
— Ты очень красивая, — упрямо сказала Анфиса. — Просто очень.
— Ну да, — Кивнула Наталья и выразительно потрясла бюстом. — Сказать, какой у меня номер лифчика, или не говорить?
— Иди ты ее своим номером и лифчиком!
— У меня номер F. Сначала идут А, В, С, D, а потом только F! И обувь у меня сорокового размера!
— Ну и что?
— А то, что я, корова такая, ни разу в жизни ни с кем даже на танцы не ходила, потому что меня не приглашал никто! И что Витька меня любит — это редкость большая и удача!
Дверь распахнулась и на пороге показалась заведующая, как всегда собранная, элегантная, с пучком и в очках.
— Девушки, — сказала она довольно строго, — про ваши лифчики уже знают все сотрудники, но клиентов лучше пока не оповещать.